Штрихи к портрету: так и напрашивается «русский медведь», раз с серьгой в ухе. Да только в том-то и дело, что никакой он не медведь. Философ, космополит, эпикуреец. Он не любит напрягаться и хочет жить в своё удовольствие, делать то, что нравится, не поступаясь своей совестью ни в главном, ни по пустякам. Больше всего он похож на русского помещика, каким его описывали Тургенев, Шмелёв, Гончаров. Славой своей он как будто ошарашен, нет в нём ни лоска, ни изящных манер. Основателен, медлителен, не суетлив. И всё словно пробует на вкус – образ, слово, мысль. Непосредствен как ребёнок. Легко, без напряжения держит паузы – минуту, две, три. Думает и рассуждает вслух, и как бы я ни старалась поменьше говорить, всё равно у нас получилась беседа, а не интервью.
Я деньги зарабатываю
– Чем вы сейчас заняты?
– Собираюсь с вами пообедать. Спросите меня как в старые времена: «Над чем вы сейчас работаете?»
– Над чем вы сейчас работаете?
– Только что закончил съёмки, работаю по заказу НТВ над озвучанием сериала «У.Е.». Больше нигде не занят. Рассматриваю предложения.
– По какому принципу вы их рассматриваете?
– Нет у меня никакого принципа, я деньги зарабатываю. Популярность – вещь не долговечная, а у меня большие планы. Хочу, например, дом построить.
– За городом?
– Нет, ну если бы мне позволили, я бы и не за городом построил. В центре Москвы полно парков. Я бы построил дом, поставил заборчик, охрану и жил бы, как в Кремле. Думаете, они там переживают по поводу высоты заборов?
– Вы столько снимаетесь, уже не на один особняк заработали.
– Всё проживаю. Обзавёлся только машиной, и то в кредит. «Субару форестер» – вот что-то она приглянулась мне. Я сел, руль покрутил… Люблю универсалы.
– Значит, у вас есть несколько проектов на выбор?
– Не у меня. У моего агента. Я завёл себе агента, когда понял, что вот у меня лежит семнадцать сценариев и я не в состоянии сделать выбор. Послушался Марика Башарова и взял в агенты его жену. Она в этом деле сильно понимает. Сразу очень чётко разъясняет, что выгодно, что нет, и кто что в результате снимет. И какой коллектив подбирается. Если ты целый год в сериале снимаешься, то люди становятся тебе родными, и, конечно, это важно.
Роли разные, типаж один
– Ваш агент ищет выгодные для вас предложения?
– Она их делает выгодными для меня, ведёт сама все переговоры. Меня берут практически без проб, это её заслуга. Если у меня главная роль, то она и партнёров мне подбирает. Малобюджетное кино её вообще не интересует. Она составляет такие контракты, на миллион страниц, в руке не удержать. От этого зависит её процент, развести её нереально. Меня разводили столько раз, что я устал.
– То есть уже на стадии переговоров она делает вас модным и дорогим?
– Востребованным.
– Но вот что именно востребовано: мастерство, типаж?
– Ну, нет, не мастерство, я ещё молодой артист. Типаж – да, я везде такой, как есть. Роли разные, типаж один.
– Как вы его сами определяете?
– Мужик из народа. Свой. Хотя я, например, разведчиков играл, ментов, олигархов, палача. И вот что примечательно: целых 24 серии узбека играл.
– А в театре вы работаете?
– Нет. Я в театре вырос и знаю его изнутри. Там плохо и денег мало дают, интриги, драки, но даже не это главное. Я систему не люблю. Я поздно ложусь, поздно встаю, люблю такой особый рас…ский образ жизни. Я пробовал – не получается.
– Как же антрепризы?
– Ну, это редко, так, чтобы форму не потерять.
– Кстати, по поводу формы, вы её как-нибудь поддерживаете?
– Физическую? Никак не поддерживаю, но думаю, что уже пора.
– Когда люди становятся состоятельными, они начинают напряжённо думать о здоровье. Вы уже начали?
– Начал думать, когда никакого здоровья уже нет.
– Тогда что для вас здоровье?
– Выспался, хорошо покушал – и уже здоровье. Ну, и выпил, конечно. Не сильно, а так, для аппетита, для настроения.
Строгие судьи
– Про вас говорят, что вы и съёмки срывали.
– Вот очень жаль, что вы не знаете супругу Башарова: у неё съёмки не сорвёшь – она просто череп отгрызёт. Она блюдёт нас, как родительница.
– Как, кстати, здоровье вашего заслуженного родителя?
– Лучше, чем у меня, он молодец! Хотя ему уже 76.
– Он продолжает работать в театре?
– Продолжает улучшать породу.
—В каком смысле?
– Ну, к примеру, у меня есть трёхлетний брат.
– Папа гордится вами?
– Не знаю, не уверен. Можете ему позвонить и спросить. Хотите, телефон дам?
– Он строгий судья?
– У меня и построже судьи есть. Та же супруга Марика Башарова.
Обувь у меня всегда была дорогая
– Когда вы обзавелись собственным агентом и стали получать приличные гонорары, что вы сделали в первую очередь? Купили швейцарские часы?
– Я терпеть не могу часы, они мне мешают, как кандалы, руки от них болят.
– Дорогую обувь?
– Обувь у меня всегда была дорогая, даже когда я студентом был и безработным. Я вагоны разгружал, но покупал самую дорогую обувь.
– А почему самую дорогую?
– Англичане говорят: мы не настолько богаты, чтобы покупать дешёвые вещи. Я согласен. Бывает две одинаковых модели, один в один. Но одна дешёвая, а другая дорогая. Дешёвую купишь – и ноги все сотрёшь, и развалится она через месяц. А дорогую купишь – и относиться к ней будешь иначе.
– Вы сами ухаживаете за обувью?
– Дорогая обувь тем и хороша, что за ней не надо ухаживать. Она удобная, ты в ней как в тапочках. Я про обувь всё знаю, хочешь, я тебе про твою обувь расскажу? У тебя сапоги итальянские на натуральном меху, стоят баксов пятьсот, ты их купила года два назад и в щиколотке они тебе малы.
– Как вы разглядели под брюками, что в щиколотке малы?
– На подъеме такая характерная складочка.
– А как вы поняли, что итальянские?
– Только итальянцы так делают. Модель адаптируют к нашим климатическим условиям, на мех посадят. А подошву оставят тоненькой-тоненькой.
– Ну, вы монстр!
– Практика…
Я всегда одевался неформально и вызывающе
– Вы к вещам привыкаете?
– Насмерть. Могу ходить в одном и том же, пока не износится. И даже после этого жаль выбрасывать. Вот, думаю, будет у меня загородный дом, всё свезу туда и буду оборванцем рассекать по двору. У меня есть джинсы, которым лет тридцать, я их берегу.
– В одежде вы так же щепетильны?
– Я люблю простую, комфортную одежду. Лейблы мне по барабану. Дешёвую тоже не люблю, она вид быстро теряет.
– Простая одежда – это какая? Как на обложке «Hello»?
– С обложкой по-дурацки получилось. Стилист принёс кучу всякого барахла на съёмку, и всё мало. Да я такого и не ношу. Снимался во всём своём, кроме красного свитера, который единственный на меня налез. Я люблю свитера, джинсы, майки. Но насчёт джинсов у меня пунктик есть: мне надо, чтобы на них карманы были, как на брюках, такие сверху вниз, таких моделей сейчас почти нет.
– А зачем вам такие карманы?
– Нравятся. Я люблю карманы. Я в молодости сумки шил, так вот в них было столько карманов, чтобы подо всё – под спички, сигареты, документы. Доходило до десяти.
– Вы и одежду шили?
– Себе – никогда. Я одевался всегда очень неформально и вызывающе. Когда попал первый раз в Венгрию по обмену, они глаз с меня не сводили. Ну, во-первых, я был сыном народного артиста, а там это всё равно, что сын генсека – такой же богатый. А во-вторых, я одевался экстравагантно. У меня был лётный китель старого образца с накладными карманами, золотыми пуговицами, я носил его с джинсами, и все думали, что это нечто.
– Вы обращаете внимание на одежду окружающих?
– Если что-то необычное. А так мне плевать, во что одет человек, для меня это неважно. Я как-то по молодости оказался в гостях у Сергея Параджанова, на всю жизнь запомнил: он гостей принимал в старом пальто, одетом на голое тело.
– Нет у вас ностальгии по «совку»?
– Это вы меня почему спрашиваете, потому что у меня совковые персонажи?
– Нет, потому что вы как-то очень колоритно рассказываете про то время.
– Моё поколение уникальное – мы оттепель застали в очень раннем детстве, пережили застой, перестройку, буржуазную революцию. Мне в любом времени было хорошо. Это вы, женщины, всё время оглядываетесь назад. Я живу с ощущением, что у меня всё ещё впереди.
– Напитаться родным приятным вкусом.
– Я уже стольким в своей жизни занимался. И тунеядцем был, меня в милицию забирали и принудительно устраивали на работу. Меня на телевидение приглашают, на канал «Культура», у них есть проекты специально под меня. Я одежду могу шить и придумывать целые коллекции, у меня такие планы в голове крутятся. Я всё могу. Захочу – ресторан открою.
– Просто ресторан?
– Просто ресторан с русской, домашней едой. Так вся эта вычурность надоела. Негде поесть. Перекусить – пожалуйста. А вот чтобы вкусно поесть... Иногда так хочется напитаться каким-нибудь родным приятным вкусом. А современные рестораторы этого делать не умеют. Им главное, чтобы красиво было. Я люблю большие порции, всего чтобы много было, а главное – вкусно. Чтобы рыба пахла рыбой, а грибочки – грибами. И чтобы лучок не кислый, а ядрёный.
– Вы пельмени любите?
– Люблю, только вот что оказалось: пельмени-то – не русская еда. Её китайцы придумали, достоверно известно. Но это неважно, пельмени я люблю, причём разные, с разными начинками.
– Чем заправляете?
– Я поговорить люблю.
Гоголя почитай!
– Писать не пробовали?
– Я каждый день пишу. Сценарии исправляю. Эти писаки такого там понапишут, что сказать это невозможно, так русские люди не говорят. И что удивительно: им деньги за это платят.
– А своё написать?
– Я не писатель, я читатель.
– Что читаете?
– То же, что и все. Но вот в последнее время потянуло на классику.
– В школе не дочитали?
– Устал от современной литературы. Читаешь её, вот она кончилась, а ты не понял: как, уже всё? Другое дело – Пушкин, Лермонтов: читаешь – и каждую страничку смакуешь. Вычитаешь что-нибудь эдакое, друзьям перезваниваешь, хочется с ними поделиться. Я имею в виду прозу, естественно, стихи я вообще не понимаю, я их даже читать не умею, мой речевой аппарат под них не приспособлен. Чехова недавно перечитал, Островского, Булгакова. Но самым сокровенным для меня оказался Гоголь, я его просто заново открыл. И теперь всем говорю, кто начинает мне жаловаться на жизнь, на начальство, на супруга, сразу говорю: «Гоголя почитай!»
– И что?
– Перестают жаловаться. Я думаю, мировоззрение у людей меняется. Всем очень рекомендую.
О Екатеринбурге
Мне нравится ваш город, он чем-то похож на Питер, но твёрже, основательнее. Я бывал здесь, то ли в 78, то ли в 79. Помню, ресторан «Уральские пельмени» поразил моё воображение, там были настоящие пельмени из рубленого мяса. Вкусные! Я наведывался туда каждый вечер и был на грани разорения. В «Пельменях» гуляли местные жулики, они утащили меня на подпольный концерт Владимира Высоцкого, который почти месяц зависал в «Буше» («Большом Урале»). Я понял, что свердловчане народ патриотичный и даже жуликами своими очень гордятся.
Татьяна Филиппова,
журнал «Вкус», март 2006 год