Андрей Краско на данный момент, наверное, входит в пятерку самых востребованных российских актеров. Отличаясь неповторимой индивидуальностью и несомненным обаянием, он безоговорочно убедителен в каждой из своих ролей – вне зависимости от того, герой это или антигерой. Талантливый актер в скором времени покажет московским зрителям результат своего режиссерского опыта, спектакль, в котором он также исполняет и одну из главных ролей. А его новым киногероем стал персонаж по имени дядя Паша в картине Александра Атанесяна по повести Владимира Кунина "Сволочи" (продюсерский центр "Парадиз").
– Андрей Иванович, вы сейчас снимаетесь в фильме с одиозным названием "Сволочи", расскажите, пожалуйста, о своем герое.
– Не знаю, имеет ли смысл рассказывать сюжет до того, как кино вышло на экран. Хотя его, по-моему, уже все знают. Человек, которого выпустили из лагеря для того, чтобы он готовил подростков на диверсантов, вытаскивает из заключения и своего старинного приятеля, с которым они вместе были когда-то альпинистами, ну и вообще их связывает еще много чего общего. Это и есть мой герой. Оба они понимают, что, когда все это закончится, то чтобы никто никогда не узнал об этой истории, их просто уничтожат. И если начальник достаточно строг с пацанами, мой герой – дядя Паша – их жалеет. На тренировочной базе он работает завхозом. Начальника играет Андрюша Панин. Детей играют дети.
– Трудно работать с детьми?
– С детьми работать очень легко, но жить с ними в одной гостинице невозможно. Мы, слава Богу, жили в разных гостиницах. У них же энергии бешеное количество, они носятся по коридорам, бегают, прыгают, кидаются постоянно чем-то, играют на гитарах. Там были дети с десяти до шестнадцати лет – тинейджеры. Причем они по отдельности все чудо как хороши, но стоит им собраться в чуть большем количестве – это беда!
– В основу этой повести, а теперь и кино, легли реальные события?
– Я не знаю точно, но понимаю, что такое могло быть запросто. А было ли... Я думаю, писатель что-то нашел такое. Потому что в свое время Рогожкин нашел документальные свидетельства о том, что в Мурманске, в закрытом порту, во время войны для иностранных моряков был устроен публичный дом, где работали наши комсомолки. Потом, после войны, им сказали, что им поменяют фамилии, развезут их в разные места, вывели баржу с ними в залив и торпедировали. Почему бы не могла быть реальностью и история с подростками?
– Ваш герой понимает свою обреченность?
– Ну, конечно, если человек вышел из лагеря, он понимает, что не только их, всю охрану уничтожат, чтобы ничего не выползло наружу. Потому что и тогда боялись осуждения со стороны каких-то международных организаций, а государство состояло в Лиге Наций, можно было лишиться каких-то прав.
– Такой сюжет не оставляет оснований для оптимизма, и все же каким по интонации получается фильм, на ваш взгляд?
– Оснований для оптимизма нет, но хотелось бы, чтобы он был какой-то пронзительный. Партнерство с Паниным и с детьми дает надежду, что это получится.
– Картина еще не закончена?
– Отсняты сцены в горах, а интерьеры и аэродром будут сниматься в Москве.
– Как вам работалось с Атанесяном?
– Замечательно, Александр Ашотович – чудо!
– Какой тип режиссера он собой представляет?
– Хороший.
– Я имею в виду, как он работает с актерами, чтобы эмоционально их завести?
– Тут ему повезло, потому что мы с Андреем оба такие артисты, что нас эмоционально заводить не надо.
– Горные съемки фильма проводились в Армении. Каковы ваши впечатления от этой поездки?
– В Армении меня порадовало то, что, во-первых, нас встретили шикарным букетом цветов. Потом нам дали машину в пользование, водитель, который живет в Ереване. Он на время поселился в нашем пансионате, и мы могли пользоваться машиной в любое время. Правда, машина была одна на двоих, но мы с Андреем легко решали этот вопрос. В какой-то момент у нас образовалось несколько выходных дней, на которые мы не рассчитывали, и мы спускались в Ереван. А первым делом Александр Ашотович повез нас в Эчмиадзин (резиденцию Католикоса всех армян – Прим. авт.). Еще была поездка в Гегард, где мы посмотрели храм, высеченный в скале, – это произвело неизгладимое впечатление! Природа невероятно живописна. Мы приступили к съемкам, когда начал таять снег и зацвела вишня. В начале съемок, когда мы поднимались в горы, дорога была расчищена, но вокруг снег лежал толщиной в два метра, а когда съемочный период близился к концу, после вишни зацвел розовенький персик.
– У вас есть агент, который помогает вам разобраться с многочисленными предложениями новых ролей?
– У меня есть агент, который, как говорят все директора, является одним из лучших профессионалов в стране. Это Лиза Круцко – жена Марата Башарова, она занимается мною только год. Но за этот срок мы много чего успели, потому что она умеет совмещать разные проекты, без нее я бы просто не рискнул дать согласие на участие во всех этих фильмах. Был момент, когда она сумела развести во времени семь проектов! Правда, я понял, что очень устаю, и мы решили больше таких рискованных экспериментов не проводить. Лучше поменьше, поинтереснее, но... не дешевле (смеется).
– Вы на данный момент один из самых востребованных отечественных актеров. Порой на телевидении одновременно по разным каналам демонстрируется сразу несколько картин с вашим участием, переключаешь с одного на другой – и видишь знакомое лицо, внешне практически не меняющееся.
– Надеюсь, оно не слишком вам надоело?
– Нет, что вы. Но вот западные актеры, например, активно используют достижения современного пластического грима, стареют, молодеют по необходимости, теряют и набирают килограммы. А вы, великолепно перевоплощаясь внутренне, насколько можно судить, не жалуете внешние метаморфозы?
– Дело в том, что пластического грима того качества, которое есть там, у нас нет, нет людей, которые им владеют, умеют пользоваться на должном уровне. Это раз. Во-вторых, если вы обращали внимание, в "Звездных войнах" они загримированы так, что там, по-моему, становится уже все равно, какой актер. А нас берут за то, что лицо узнаваемое, так я думаю. И потом, чем меньше на лице косметики, тем мимика живее, естественнее. Ну а некоторые просто гримироваться не любят. Гримеров любят, а гримироваться – нет. Это я. Хотя, надо вам сказать, что для "Линий судьбы", где я играл азербайджанца, я поправился по просьбе режиссера на двенадцать килограммов. И покрасился в черный цвет. Даже брови и ресницы покрасил.
– Сложно было вес набирать?
– Вы знаете, если надо, у меня что-то щелкает внутри, и я ем точно так же, сплю ровно столько же, но из-за этого щелчка у меня происходит какая-то перестройка в организме, и я начинаю поправляться и наоборот.
– Как вы считаете, у вас есть амплуа?
– Вообще-то у меня амплуа "простак", ну я же не герой-любовник. Я учился в ЛГИТМиКе – Ленинградском государственном институте театра, музыки и кино. И в годы учебы за мной закрепилось именно это амплуа, ну и еще я могу быть резонером. Я играл простаков, слуг, на графов я не тянул. Только вот, пожалуй, могу теперь сыграть такого графа, какие теперь появились в нашей стране. А сейчас, говорят, надо быть синтетическим актером, уметь все. Но, в основном, я действую в диапазоне: социальный герой, простак, резонер, к сожалению, не герой-любовник.
– Вы часто играете в картинах, затрагивающих трагические события из истории нашей страны, достаточно назвать "72 метра", "Гибель империи" или ту же экранизацию повести "Сволочи". Интересно, а для себя вы поняли, что происходило с Россией на разных этапах, в чем причины всех этих трагедий?
– Знаете, Жванецкий сформулировал этот феномен в одной из своих миниатюр еще советского времени: "Ну народ – в драке не выручат, в войне победят!" К сожалению, сплочение происходит только вокруг каких-то катастроф. А так, по-моему, последней настоящей радостью, объединившей наших людей, стал полет Гагарина в космос. Тогда никто не выгонял людей на демонстрации. Они свешивались из окон, сами, по собственной воле, высыпали на улицы, искренне ликовали. Но чаще всего исторические события прошлого прокомментировать можно словами поэта: "Умом Россию не понять..." и вообще никак не понять, добавлю от себя. Ну как можно было, скажем, на Александра Второго, который сделал все для народа, совершить семь покушений и в результате убить?! Это был самый демократичный царь! А если бы Николай поступал с большевиками так, как они поступили с ним, с белогвардейцами? Никакой революции бы не было. Но, мне кажется, чем крепче власть, тем она лояльнее, и в этом одна из причин гибели всех империй.
– Вы сейчас работаете над ролью в театральном проекте. Расскажите, пожалуйста, что это будет.
– Это будет спектакль по пьесе Виктора Мережко "Мужчина на час", или "Мужчина по выходным", – проект Валерия Левушкина. Надо сказать, что я еще и ставлю данный спектакль как режиссер, в Москве это мой первый опыт в данном качестве, а вообще для меня это четвертая постановка. Фамилии актеров обязывают соответствовать: Смирнитский, Жигалов, Долинский, Чернов, видимо, будет Стеклов, из актрис – Могилевская, Настя Стоцкая, Аня Терехова и, наверное, Граня Стеклова. Это два состава. У меня вызывает огромное уважение, как ведут себя актеры: все сидят и наблюдают за репетициями друг друга, даже если у них на сегодня больше сцен не будет. Никто не уходит, несмотря на занятость, все следят за работой партнеров, пусть даже и из другого состава.
– А чем вызвана для вас потребность ставить спектакль в качестве режиссера?
– Это не потребность, а необходимость. Дело в том, что у нас был режиссер, но на второй же репетиции я устал ждать от него каких-то действий и начал репетировать сам. Режиссер встал и ушел. Пришел продюсер и спросил: "Что будем делать?" – и при этом посмотрел на меня. Все в меня ткнули пальцем и сказали: "Пусть он ставит, он уже разобрал репетицию". Но это очень тяжело – и ставить, и играть. Если будет еще один театральный проект, я больше не буду совмещать два этих занятия.
– А что в своей профессии вы больше всего не любите?
– Репетиции, съемки и спектакли.
– Что же остается?
– Мне очень нравится быть артистом...