«Помню, как отец в детстве научил меня стихотворению: "Обезьяна Чи-чи-чи продавала кирпичи". И существовавшие у меня на тот момент проблемы с русским языком сразу же закончились...»
Найти нашего собеседника в польской столице оказалось не таким простым делом. По документам он гражданин Польши, Ян Анджей Александрович, 1979 года рождения. Лишь для питерских родственников в России у него совсем иное и неформальное имя – Иван Польский. Именно так привыкли называть в кругу родных и близких сына замечательного русского актера Андрея КРАСКО.
Он слегка опоздал на нашу встречу, назначенную “слишком рано”, хотя на часах было время обеда.
Как потом оказалось, этот молодой и подающий надежды польский актер накануне уже успел отработать полноценную смену официанта в другом не менее популярном варшавском ресторане.
Усевшись рядом, он тут же попросил принести большую чашку кофе, непременно растворимого и покрепче...
– Зовите меня Иван, – попросил он по-русски и тут же добавил, словно угадав наш вопрос. –
Мама родила меня в Варшаве, возвратившись после учебы в Питере. Записала на свою фамилию, так как не состояла еще с отцом в официальном браке.
Вскоре мы вдвоем отправились в Россию и прожили там целых два года. Первый язык, на котором я учился говорить, был русский.
Затем, когда опять вернулись в Польшу, сразу возник языковой барьер – говорить-то я умел только по-русски.
Дети во дворе просто шарахались от меня, и я на какое-то время так замкнулся, что напрочь перестал говорить. Когда же речь вернулась, говорил уже по-польски. Русский впоследствии пришлось учить как бы заново.
Хотя был период, когда я мог при необходимости общаться одновременно на двух языках.
Мне словно на роду было написано мотаться по странам, городам и весям, ехать туда, где мама могла получить работу актрисы. Жили в Кракове, Плоцке, Белостоке и даже в Киеве. Когда мне исполнилось семь лет, я впервые увидел своего папу.
– Как это произошло, хорошо ли ты запомнил ту встречу?
– На вокзале в Ленинграде нас с мамой встретили и отвезли на квартиру, где ждал отец. Увидев его, я почему-то сразу понял – это он. Освоившись в новом доме, я любил листать семейный альбом и сравнивать фотографии – свои и отца в одинаковом детском возрасте.
Часто показывал какой-нибудь отцовский снимок знакомым. Спрашивал: “Узнаете меня?” Не подозревая подвоха, те отвечали: “Да, узнаем, вот только рубашечка на тебе какая-то старая...”
Познакомился, понятно, и со всей родней по линии Краско. Кстати, именно в тот приезд отец усыновил меня и оформил брак, в котором они с мамой официально состояли потом целых 20 лет.
Можно сказать, что родители хорошо прожили эти годы потому, что редко виделись. Тем более что вскоре после нашего радостного воссоединения отца забрали в армию, и мы снова вынуждены были расстаться.
Но лично я с тех пор стал практически ежегодно приезжать в Петербург. Не один, конечно. Сначала с бабушкой, позднее – в одиночку. Обязательно встречался с отцом.
– О чем вы с ним говорили? Как складывались отношения?
– Про вещи “глобальные” что ли, мы не говорили. Потребности такой не возникало. Достаточно было просто смотреть друг на друга, обмениваться мнениями о всякой ерунде – марках машин, любимой еде...
Все, правда, становилось иначе, когда разговор заходил о кино, занимавшем в жизни отца самое главное место. Нам обоим, например, безумно нравилось вместе смотреть фильмы Квентина Тарантино. Отец считал, что если бы режиссер не взялся за работу в кино, то в реальной жизни вполне мог бы стать серийным убийцей.
– Слышали, что ты года четыре назад снялся в одном из эпизодов известного российского сериала “Агент национальной безопасности” вместе с отцом. Это правда?
– Я однажды приехал в Питер, но папа в то время был страшно занят. Встретиться с ним можно было только в павильоне студии на съемках сериала. Узнав, что я рядом, режиссер “Агента” решил по-своему отметить сей исторический момент и запечатлеть меня в фильме, причем обязательно в кадре с отцом. Я начал было отнекиваться, но отец сказал: “Спокойно, сынок, все будет отлично”. Сходу придумали и отсняли эпизод: я в роли грозного охранника с собакой прохаживаюсь и одновременно беседую о чем-то с главным героем. Шутка ли, “съемка на память”, да еще с самим Андреем Краско!
– Это единственный фильм, где тебе довелось с ним сняться?
– Нет. Совсем недавно снялся в новом российском фильме "Диверсант". Съемки проходили в Крыму, по России и во Вроцлаве. Я снимался только в польской части. Играю молодого советского офицера, лейтенанта времен минувшей войны. Отец же – в роли майора Лукашина.
Вот, пожалуй, и все наши общие фильмы. К слову, с дедушкой, Иваном Краско, папа снялся в новом фильме “Королевство кривых”. Правда, этой картины у меня еще нет.
Жалко, что всем вместе, втроем в одном фильме нам появиться так и не удалось.
Есть и еще огорчение: полгода назад я должен был принять участие в игровом российском фильме – сыграть роль боксера в молодости (основную роль получил бы отец). Съемки почему-то сорвались. Горько об этом говорить, но теперь уже навсегда...
– Какой фильм с Андреем Краско тебе больше всего нравится?
– Самым лучшим я считаю “Блокпост”, хотя это не самый знаменитый фильм с его участием. Если, например, сравнивать с картиной “72 метра”. В ней он тоже сыграл неотразимо. Но все-таки мне больше по душе роль в первом из названных. Быть может потому, что я как сейчас помню его переживания по поводу уже сыгранного и того, что и как он будет еще в нем играть.
– Он был удовлетворен тем, что ему удалась эта роль?
– Нет, он был доволен не тем, что у него получилось, а скорее тем, что он вообще сыграл вот в таком кино. Хотя бы потому, что его отношение к армии как организации было сложным.
В годы срочной службы во Владивостоке (Андрей служил, насколько нам известно, в Архангельской области - прим. авторов сайта) ему проходилось нелегко. Но к самим военным относился с симпатией. Наверно, еще и потому, что его дедушка (мой прадедушка) был военным моряком, командовал кораблем.
– А когда у тебя самого возникло желание пойти по стопам отца, стать артистом?
– Я постоянно твердил маме в детстве: “Нет, актером не буду, мне это не надо”. Как, наверное, все дети хотел быть пожарником, только не актером.
Зато когда мне исполнилось 12 лет, я пришел к маме и почему-то сказал: “Ну что ж, придется стать актером. Делать нечего”. Сам для себя я пришел к выводу – да, интересно быть и полицейским, и пожарником, и доктором, кем угодно, но только если стану актером, я смогу попробовать все эти профессии.
– А тебе довелось уже поработать в польском кино или на театральной сцене?
– Опыт есть. Названия польских кинолент, где мне дали сыграть, мало что могут сказать россиянам, но они популярны в Польше: фильм “Класс на каблуках”; известный сериал, которые идет уже пять лет и по сей день – “Клан”; сериалы “Ноль терпения” и “Сама жизнь”; фильмы “Лица и Маски”, “Адам и Ева”. В двух последних играл, естественно, персонажей-россиян, которые должны были говорить в этих картинах по-русски. Имел дело и с рекламными роликами сигарет, напитков, продуктов известных мировых марок.
Немало дел и по части дублирования фильмов. Начал еще ребенком под началом своейт бабушки Софии Дыбовской-Александрович, озвучивал какой-то сериал для детей.
А потом уже под руководством режиссера дубляжа, которым была моя мама, дублировал на студии множество ролей в американских и прочих мультиках и сериалах – героев сериала “Паркер Левис”, “Маппет Шоу”, сериала “Друзья”.
Самым трудным, как сейчас помню, было озвучивание роли решительной крысы по имени Риззо. Я должен был изменить голос – перейти с баритона на высокий и хриплый...
Однако главные надежды возлагаю на театр. Сегодня мы пытаемся основать собственный. Мы – это группа студентов из театральной школы, которую я скоро заканчиваю. Руководитель – известный театральный режиссер, профессор Анджей Вальдена. Должен признать, что театров у нас по всей Польше открылось в последние годы уйма. Но немногие поляки в них ходят. Исключение же пока – театры, ставящие мюзиклы. Они только и умеют зарабатывать.
Но, несмотря ни на что, наш театр будет все-таки драматический. “Гамлета” в репертуаре точно не будет, а вот чеховские пьесы – может быть.
Общепринято, что в таких театрах играют малоизвестные артисты. Но сегодня у нас происходит нечто странное: в погоне за зрителем на сцену выходят одни знаменитости. Какой же это театр "off"?
Мне нравится происходящее в театральной жизни России – все-таки люди в театр ходят; зал, во всяком случае, когда я приходил смотреть дедушку или папу, всегда был полон.
– В каких театрах играли папа и дедушка?
– Иван Краско – в петербургском театре Комиссаржевской. А папа никогда постоянно не играл в каком-то одном. Выходил на сцену в разных театрах, куда его приглашали на конкретную роль.
Особенно запомнилось, как гениально отец играл Венечку в спектакле “Москва – Петушки”.
Причем тогда его мучила астма. Театр же был маленький. В антракте, даже сидя в зале, я слышал, как папа кашлял за опущенным занавесом. Но стоило занавесу подняться, и приступ как по команде проходил, отец продолжал блестяще играть Венечку. После же спектакля выглядел так, будто у него совсем не осталось сил. Думаю, это одна из лучших его ролей.
– Кто твой любимый кинорежиссер?
– Люк Бессон. Ему сказали, что он не умеет снимать как американцы, а он взял и снял “Пятый элемент”, нате вам голливудскую продукцию. Он сделал столько разных и великолепных фильмов, что, по-моему, умеет сделать все. Хотя любимых режиссеров у меня еще много.
– А любимый актер?
– Краско...
– Может, поэтому ты и поддержал семейную традицию?
– Вроде так. У меня ведь вся семья актерская. Удивительно, что, услышав о моем решении, мама только сказала: “Хорошо, стань актером, но сначала получи вторую профессию”.
– И ты получил? Какую же?
– Я поступил, только не смейтесь, в варшавский кулинарный техникум со сложным польским названием и выучился на... повара. Зато теперь могу приготовить все что угодно. Любое блюдо любой кухни. Больше всего предпочитаю готовить мясо. А вообще хорошо войти на кухню, посмотреть, что имеется в холодильнике и сотворить нечто из того, что там есть.
Уверен, что повара, бармены тоже причастны к искусству. Профессии эти предполагают творческий подход к делу.
– Очевидно, отсюда и выбор твоей“запасной работы” сегодня – официантом в ресторане?
– Дело в том, что сейчас в Польше выпускают мало фильмов. Мама оказалась права – молодым актерам вроде меня нужно что-то делать в период творческого простоя. А он порой затягивается. Лично я уже восемь лет подрабатываю в ресторанах, клубах, иногда как бармен. Знаю, отец в свое время тоже брался за любую работу. Рубашки, к примеру, шил. Хотелось бы, конечно, бросить это все и заняться делом.
Но ныне, если что и снимают, то играть традиционно приглашают самых именитых. Какой бы проект ни начинался, у нас знают наперед, кто будет играть. Я этих актеров тоже люблю и ценю. Любил их и мой отец, который, например, высоко ценил игру Линды. Пожалуй, это его любимый польский актер. Он смотрел все фильмы с его участием, которые показывали по российским каналам.
Характерно, что сегодня, если по польскому телевидению решаются показать фильмы российские, то их показывают ночью, когда потенциальный зритель уже спит. Обидно, что даже такой культовый фильм, как “Четыре танкиста и собака” недавно вообще запретили показывать. Как можно запрещать такие картины? Ту же “Ставку больше, чем жизнь”... Между тем, актеры играют там так, что эти фильмы надо бы показывать в театральных институтах. Смотрите, учитесь.
– В твоем имени словно зашифрована вся родословная, хотя по отчеству поляков называть не принято. Первое имя Ян (Иван), наверное, дали в честь дедушки, второе – Анджей (Андрей) – отца, фамилия – мамина?
– Все так. Имя, как принято, в честь дедушки, Ивана Ивановича Краско. Он тоже артист, причем народный. Все имена придумала и дала мне мама – Мириам Александрович-Краско, желая сохранить память о моих русских корнях и существующие традиции.
– Наличие этих корней помогает или мешают тебе в сегодняшней жизни?
– Честно говоря, мало кто знает в Польше, что я наполовину русский. Хотя, признаюсь, сам я люблю вспоминать об этом при любой возможности, тем более, если дают повод. Не терплю, если при мне начинают плохо говорить о русских, называют всех твердолобыми коммунистами: “Люди, – говорю я, – что с вами? Разве вы их знаете? Или судите обо всех по самым мрачным годам, или же наоборот, глядя на приезжих бедолаг, торгующих у нас на базарах?” Выясняется, что сегодня молодые поляки толком о русских и России вообще ничего не знают...
– Совсем недавно ты снова, на этот раз вынужденно, оказался в России, получив страшное известие о неожиданной смерти отца. Что было в этот день?
– Бросился за визой в российское консульство в Варшаве. Оказалось, что среда нерабочий день. Меня все-таки приняли, но в польском свидетельстве о рождении нет ни слова о том, что я, Ян Александрович, сын своего отца, Андрея Краско. Подумал о родственниках в Питере, чтобы прислали факс документа о моем усыновлении... Нервы на пределе. И тут в консульство звонят насчет меня из мэрии Петербурга.
На следующий день утром мы вылетели из Варшавы вместе тетей Юлией, родной сестрой отца, которая давно вышла замуж за поляка и тоже живет здесь. Спустя десять минут после нашего рейса сел и самолет из Одессы, доставивший тело отца. Здесь мы и встретились...
Люди, которые меня знали, подходили, выражали соболезнования. Почтить память отца пришли коллеги, поклонники. Мучительно хотелось попрощаться наедине, но такой возможности так и не представилось.
– Где-то промелькнуло сообщение, что “сын из Польши не приехал, когда отмечали 40-й день”...
– Приезжать часто теперь трудно. Снова виза, консульство, билет на самолет, который в нынешних условиях просто не по карману. Недавно моя девушка (я еще холостяк) летала в Нью-Йорк – ее билет стоил всего на 100 долларов дороже, чем из Варшавы в Петербург. Посмотрите на карту – где Нью-Йорк, а где Петербург?..
– Какие впечатления ты вынес из поездок в Россию за последние годы? Видны ли перемены, скажем, в Москве и Петербурге?
– Конечно, в таких больших городах перемен вижу больше. Многое мне не нравится. В особенности то, что порой происходит в душах людей, как меняется сама знаменитая русская душа. Есть среди моих знакомых такие, кто впрягся в гонки за успехом, так как это делают американцы, которые мне вообще не нравятся. В Польше мы тоже теряем лучшие качества души.
А нравились и продолжают нравиться те из российских знакомых, кто даже в нынешних условиях находят силы все-таки жить по-русски. Для них успех не главное. Один пример. Мой друг по даче с детских лет, не стану называть имени, работает на телевидении. На студии ему сказали: “Здорово, что ты знаешь младшего Краско. Поезжай на похороны, разговори его, дадим тебе хоть час эфирного времени”. Он взял и отказался, не захотел меня использовать в столь тяжелую минуту, хотя возможность отличиться у него была бы.
Мне же повезло, наверное, что пресасе поняла, что я сын Краско, уже после того, как я ушел с кладбища. Интервью взять не успели. Потому, видимо, так много чепухи в газетах написали о том, что я якобы говорил или делал. Сегодня же могу сказать одно – отец ушел слишком рано. Хотя сердце у него останавливалось за последние годы уже четыре раза. В трех случаях его удавалось спасти, четвертый стал трагическим...
Жил он уж больно насыщенной жизнью. Любил всех своих женщин, не так, - одну больше, другую - меньше. Уходил от одной потому, что другая в тот момент овладевала его сердцем. Ему чужд был какой-либо расчет...
Владимир КИРЬЯНОВ, Ольга ПЛЕТНЕВА,
газета «Русский курьер Варшавы», сентябрь 2006